Крупицы мастерства |
При всей моей любви и уважении к НЛП как к науке, не хочу скрывать своей симпатии к той его части, которая называется искусством. Именно поэтому, на мой взгляд, особое и значительное место в работе психотерапевта, учителя, коммуникатора, консультанта занимают такие понятия как благожелательность, конгруэнтность, спонтанность и, наконец, вдохновение. Этот ряд, наверное, можно дополнить еще многими терминами и определениями, но это пусть лучше каждый сделает для себя сам. Я же остановлюсь пока лишь на этих состояниях по той простой причине, что в моей карте мира все они очень тесно взаимосвязаны между собой. И часто одно без другого просто не обходится, ибо это и есть части единого целого, которое мы называем искусством. Еще в пору моей работы санитаром в экстренной операционной институт Склифосовского я стал лучше, конкретнее понимать такие слова, как добро, поддержка, надежда, любовь к ближнему, Для меня это теперь больше, чем "прописные истины", это стиль, подход, стратегия моего отношения к окружающему миру, к людям. В трудной, критической ситуации человек ищет помощи и, поверьте, не только медицинской. Часто необходимым становится сочувствие, участие, возникает потребность выговориться, то, что называется "очистить душу". Видя много человеческой боли и страданий, начинаешь невольно сопереживать им, и у меня всегда возникало желание помочь, пусть даже тем немногим, чем я мог тогда: простым и искренним разговором. Самое поразительное, что большинство наших пациентов после выздоровления с особой благодарностью и теплотой вспоминали именно эти моменты общения. Долгое время до того, как я начал овладевать искусством НЛП, я задавал себе вопрос: как у меня получалось в процессе 15-20 минутного разговора дать больному такой заряд ресурса и оптимизма, что его хватало потом на весь лечебный процесс? Оказалось, что тогда давно я интуитивно использовал в ходе разговора те приемы и навыки эффективной коммуникации, которые теперь развиваю и дополняю посредством НЛП. Самым же удивительным для меня тогда являлось то, что наибольшего положительного эффекта достигали разные истории, которые я рассказывал, изобретая их на ходу. В этих историях я проводил аналогию между ситуацией, в которую попал реальный пациент и ситуацией, имевшей, якобы, место в прошлом. Само собой, конец в них всегда был ресурсным, вселяющим веру в благополучный исход. Это имело магическое успокаивающее и ободряющее действие. Только сейчас я понял, что по сути своей эти короткие рассказы являлись подобием терапевтических метафор. Теперь в профессиональном психотерапевтическом контексте я и многие из моих коллег используют, метафоры для проведения успешных интервенций в работе с клиентами. Это очень эффективный и экологичный прием. Ведь по своей внутренней структуре метафоры и техники очень схожи между собой: в основе каждой из них лежит свой макро - Т.О.Т.Е. Кроме, того, как выбору наиболее удачного способа терапевтического вмешательства, так и созданию метафоры предшествует грамотный кропотливый сбор информации: выявление причин возникновения проблемы, калибровка актуального и желаемого состояния клиента, проверка экологичности эффектов, связанных с новым состоянием, обязательный поиск ресурсов для осуществления позитивных изменений. То есть мы тщательно работаем с рамкой SCORE. Только лишь собрав достаточное количество информации о клиенте и беспокоящей его ситуации, выявив ведущие системы репрезентации, определив критические субмодальности, стратегию мотивации и убеждения, метапрограммы, семантические особенности и т.п. можно приступать к составлению хорошей, действенной метафоры. Безусловно, при этом нельзя забывать о творческой части работы. Ведь именно личная конгруэнтность, гибкость энэлпера позволяет так успешно устанавливать и поддерживать раппорт на протяжении всего общения с клиентом. Без спонтанности и вдохновения невозможно себе представить и эффективную метафору. Поскольку именно в ней так разнообразно и красочно отражается умение терапевта изящно выбирать и применять инструменты НЛП. Это может быть и переход из состояния ассоциации в состояние диссоциации, и использование трансдеривационного поиска, и метамодельные паттерны языка, и якоря, маркирование, и многое, многое другое. Красивое и правильное использование всех этих приемов делает метафору прекрасным произведением и исцеляющим лекарством, а работу терапевта наполняет творчеством. И пусть, на первый взгляд, создание терапевтических метафор покажется трудным делом. Поверьте, что как только те навыки, о которых я говорил выше, станут частью вашей бессознательной компетенции, писать вы будете легко и не только для профессионального применения - ведь это прекрасный способ сказать о чем бы то ни было своим друзьям, близким, любимым людям. И чем больше вы будете практиковаться в составлении метафор, тем проще это будет получаться. Вы с гордостью сможете прибавить это умение к своим талантам, а ваш профессиональный багаж обогатится еще одним замечательным и многофункциональным инструментом. В заключение хочу подарить вам метафору о маленькой девочке Элли. Специально молчу о ее "технических" составляющих. Скажу лишь, что написана она была ночью в начале осени, на одном дыхании, с большой нежностью и любовью. Когда-то давным-давно случилась эта история. Правда она или нет, но рассказал мне ее один старый моряк, опытный в морском деле да и враль, наверное, первостатейный. Однако рассказ его так мне понравился и вызвал столько противоречивых ощущений, что я с удовольствием перескажу его и тебе. Дело было так... Огромный корабль отправился в плавание. И вместе с ним путешествовали по морю самые различные люди. Были среди них и богатые, и не очень, и разного цвета была их кожа, и роста они были все тоже разного. Довольно быстро пассажиры подружились между собой, и путешествовать от этого было веселей. Они стали устраивать дружные застолья на палубе, где был ресторан, а по вечерам - танцы на палубе, где была танцплощадка. Ив такие вечера самой заметной фигурой на корабле оставалась маленькая девочка Элли. Она тоже путешествовала на этом лайнере со своими родителями. И доставляла им немало хлопот своим непоседливыми живым характером. Юная Элли была весьма любопытна, подвижна, ну а усидеть на одном месте не могла и минуты. Она хотела чувствовать себя в движении постоянно, стремилась все время узнавать что-нибудь новое и сознавать движение мыслей в своей головке и ощущения в свое юном и прекрасном сердечке. Она обожала убегать из каюты и, как маленькая птичка, порхать по всему кораблю, по всем его шикарным палубам. Но было у нее и любимое место, где она замирала ненадолго, отдаваясь тому волшебному ощущению, которое возникало при виде морских просторов. Это место было на носу корабля. Когда Элли стояла там, ей начинало казаться, что и этот огромный лайнер - единое целое, и это она, Элли, так свободно скользит по морской глади, и в эти минуты она как бы становилась частью этих волн, брызг, солнечных лучиков, играющих на воде, ветра... И чувство свободы переполняло все ее существо. Тогда она вытягивала ручки вверх, приподнималась на носочках и легкий, похожий на птичий, радостный крик, вырывающийся из ее груди, смешивался с криками чаек, парящих над морем, и Элли опять отправлялась в свое путешествие по кораблю. Потом ее, конечно, находили родители, журили за то, что она заставляет их волноваться, но это не омрачало их путешествие и не мешало Элли чувствовать себя превосходно. Мама и папа любили свою дочь и очень гордились ею. И конечно, им было приятно слышать то, что говорит окружающие об их ребенке в те самые вечера, когда па палубе играла музыка и пассажиры танцевали. Танцевала и Элли. Танец был ее триумфом. Она жила в нём. Каждая клеточка ее тела двигалась в гармонии с музыкой, а музыка, прекрасная музыка, вызывала у Элли то самое ощущение свободы и счастья, которое она испытывала при виде моря. И танец был ее рассказом об этом, рассказом, полным самыми высокими чувствами, самыми светлыми мечтаниями. И маленькая девочка была настолько чудесна в эти мгновения, что все пассажиры смотрели на нее как зачарованные и выражали свое восхищение танцовщицей. Ей пророчили большое будущее и советовали родителям развивать таланты их дочери. Но однажды случилось несчастье. Разразился страшный ураган. Это было настолько внезапно, что никто даже не понял сначала, в чем дело, и не знал, как вести себя. Как будто ночь опустилась на все вокруг, а потом грянул гром и хлынул сильный ливень, и волны в полнеба начали бить и швырять судно, как, крохотную щепку. Поднялась паника, хаос и ужас овладели кораблем и не сразу, совсем не сразу, заметили, что пропала маленькая Элли. Ее потом искали, думали, что она оказалась не в своей каюте или спряталась где-то на палубах, но все поиски бы тщетны. Безутешны были родители. Пассажиры все сбились с ног в поисках маленькой танцовщицы, но все было напрасно. А с Элли случилось вот что. Как раз в ту минуту, когда начался шторм, она стояла на своем любимом месте, на носу корабля, наслаждаясь соленым морским ветром. Она не успела ничего понять, когда огромная волна перекатилась через палубу, унося с собою в бездну все, что попадалось ей на пути. Элли некогда было даже испугаться, все произошло, мгновенно. Поэтому, наверное, она и смогла выплыть на поверхность. Когда она огляделась, то только тогда поняла весь ужас случившегося, она видела над собой корабль и людей, в панике мечущихся по палубам. Она кричала, но кто мог услышать ее крик за рокотом огромных волн? Вдруг Элли заметила недалеко от себя смытую за борт шлюпку и устремилась к ней, в последней надежде на спасение. И тут очередная волна подхватила утлое суденышко и с такой силой ударила о борт корабля, что на поверхности остались лишь жалкие обломки. За один из них и ухватилась маленькая девочка. Вокруг было темно. Свистел штормовой ветер, и грозно рокотали волны. Элли вскарабкалась на доску, прижалась к ней, и вся замерла в ожидании своей участи. Она боялась шелохнуться, чтобы не соскользнуть в море. Элли зажмурила глаза и крепче прижалась к обломку шлюпки. Так еще долго носил ее по морю шторм, сколько - она и не вспомнит. Шторм продолжался всю ночь и утих лишь к вечеру следующего дня. Все это время Элли провела без единого движения. Она впала в оцепенение. Даже мыслей не было никаких у нее в голове, кроме одной: я не должна двигаться, иначе я упаду в море и погибну, я не должна чувствовать холод воды, иначе я погибну; я не должна ощущать боли от заноз в руках. Этот обломок - все, что у меня есть сейчас. В таком состоянии и с этими мыслями Элли провела все это время. И даже когда выглянуло солнце, она как будто не заметила этого. И когда со спасательной шлюпки с корабля увидели ее и поплыли к ней, она не чувствовала ничего, кроме желания оставаться недвижимой, и тем самым спастись. И когда ее подняли на борт корабля, она все еще не могла поверить, что весь кошмар закончился, что у нее под ногами твердая палуба, что ее закутали в теплый плед, и ее окружают радостные, счастливые ее спасением, добрые к ней люди. Что нет больше мрака, холода и ужаса, бездонной пучины, от которой ее отделял лишь обломок шлюпки. Конечно, она провела потом несколько дней в постели, ее окружали вниманием и заботой все пассажиры и члены экипажа, ведь все так полюбили ее за время путешествия. А потом, когда Элли почувствовала себя лучше, говорят, первое, что сделала - это отправилась на нос корабля... Вот и вся история, что поведал мне старый моряк. Он был матросом на том корабле и участвовал в спасении маленькой Элли. Я уже было пожалел, что сказал ему, будто я писатель. Он, оказывается, не любит нашего брата, и наотрез отказался поведать мне конец этой истории, мол, и без того навру с три короба. А я ничего не стал додумывать и напечатал все, как было, с его слов. Прямо вот так, без конца, получилась сказка. Однако недавно в редакцию, которая напечатала мой рассказ об Элли, пришло приглашение ни танцевальный вечер по случаю начала рождественской недели. Но это бы еще полбеды, беда в том, что приглашение-то было на мое имя, а я, откровенно говоря, к танцам отношение имею весьма далекое... Так вот, на этом вечере я побывал, и скучным он был в меру до той поры, пока не стала танцевать одна девушка... Такого выражения свободы и радости, столько жизни и чувственности в танцах я раньше не видел. И я ее, конечно, не знал, но что-то внутри подсказывало мне, что мы с ней уже знакомы. Синарёв Дмитрий Александрович, практический психолог Статья была опубликована: Вестник современной практической психологии |